12 стульев вода закончилась

12 стульев вода закончилась

Глава IX
Следы «Титаника»

Ипполит Матвеевич проснулся по привычке в половине восьмого, пророкотал «гут морген» и направился к отливу, находившемуся тут же в дворницкой. [*] Он умывался с наслаждением, отплевывался, причитал и тряс головой, чтобы избавиться от воды, набежавшей в уши. Вытираться было приятно, но, отняв от лица полотенце, Ипполит Матвеевич увидел, что оно испачкано тем радикально-черным цветом, которым с позавчерашнего дня были окрашены его горизонтальные усы. Сердце Ипполита Матвеевича сразу потухло. Он бросился к своему карманному зеркальцу, которое лежало на стуле. В зеркальце отразился большой нос и зеленый, как молодая травка, левый ус. Ипполит Матвеевич поспешно передвинул зеркальце направо. Правый ус был того же омерзительного цвета. Нагнув голову, словно желая забодать зеркальце, несчастный увидел, что радикальный черный цвет еще господствовал в центре каре, но по краям был обсажен тою же травянистой каймой. Все существо Ипполита Матвеевича издало такой громкий стон, что Остап Бендер открыл свои чистые голубые глаза.

– Вы с ума сошли! – воскликнул Бендер и сейчас же сомкнул свои сонные вежды.

– Товарищ Бендер, – умоляюще зашептала жертва «Титаника».

Остап проснулся после многих толчков и уговоров. Он внимательно посмотрел на Ипполита Матвеевича и радостно засмеялся. Отвернувшись от директора-учредителя концессии, главный руководитель работ и технический директор содрогался, хватался за спинку кровати, кричал «не могу» и снова бушевал.

– С вашей стороны это нехорошо, товарищ Бендер! – сказал Ипполит Матвеевич, с дрожью шевеля зелеными усами.

Это придало новые силы уже изнемогшему было Остапу. Чистосердечный его смех продолжался еще минут десять. Отдышавшись, он сразу сделался очень серьезным.

– Что вы на меня смотрите такими злыми глазами, как солдат на вошь? Вы на себя посмотрите.

– Но ведь мне аптекарь говорил, что это будет радикально-черный цвет. Не смывается ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином… Контрабандный товар.

– Контрабандный? Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице. [*] Покажите флакон… И потом посмотрите. Вы читали это?

– А вот это, маленькими буквами? Тут ясно сказано, что после мытья горячей и холодной водой или мыльной пеной и керосином волосы надо не вытирать, а сушить на солнце или у примуса… Почему вы не сушили? Куда вы теперь пойдете с этой зеленой липой?

Ипполит Матвеевич был подавлен. Вошел Тихон. Увидя барина в зеленых усах, он перекрестился и попросил опохмелиться.

– Выдайте рубль герою труда, [*] – предложил Остап, – и, пожалуйста, не записывайте на мой счет! Это ваше интимное дело с бывшим сослуживцем… Подожди, отец, не уходи, дельце есть.

Остап завел с дворником беседу о мебели, и уже через пять минут концессионеры знали все. Всю мебель в 1919 году увезли в жилотдел, [*] за исключением одного гостиничного стула, который сперва находился во владении Тихона, а потом был забран у него завхозом 2-го дома соцобеса.

– Так он что – здесь в доме?

– А скажи, дружок, – замирая спросил Воробьянинов, – когда стул у тебя был, ты его… не чинил?

– Чинить его невозможно. В старое время работа была хорошая. Еще тридцать лет такой стул может выстоять.

– Ну иди, дружок, возьми еще рубль, да смотри не говори, что я приехал.

– Могила, гражданин Воробьянинов.

Услав дворника и прокричав «лед тронулся», Остап Бендер снова обратился к усам Ипполита Матвеевича.

– Придется снова красить. Давайте деньги – пойду в аптеку. Ваш «Титаник» ни к черту не годится, только собак красить… Вот в старое время была красочка. Мне один беговой профессор рассказал волнующую историю. Вы интересовались бегами? Нет? Жалко. Волнующая вещь. Так вот… Был такой знаменитый жулик, граф Друцкий. Он проиграл на бегах пятьсот тысяч. Король проигрыша. И вот, когда у него уже, кроме долгов, ничего не было и граф подумывал о самоубийстве, один жучок дал ему за 50 рублей замечательный совет. Граф уехал и через год вернулся с орловским рысаком-трехлеткой. После этого граф не только вернул свои деньги, но даже выиграл еще тысяч триста. Его орловец Маклер с отличным аттестатом всегда приходил первым. На дерби он на целый корпус обошел Мак-Магона. Гром. Но тут Курочкин (слышали?) замечает, [*] что все орловцы начинают менять масть – один только Маклер, как дуся, не меняет цвета. Скандал был неслыханный! Графу дали три года. Оказалось, что Маклер не орловец, а перекрашенный метис, а метисы гораздо резвее орловцев и их к ним на версту не подпускают. Каково. Вот это красочка! Не то, что ваши усы.

– Но аттестат? У него ведь был отличный аттестат?

– Такой же, как этикетка на вашем «Титанике», – фальшивый! Давайте деньги на новую краску.

Остап вернулся с новой микстурой.

– «Наяда». Возможно, что лучше вашего «Титаника». Снимайте пиджак!

Начался обряд перекраски, но «изумительный каштановый цвет, придающий волосам нежность и пушистость», смешавшись с зеленью «Титаника», неожиданно окрасил голову и усы Ипполита Матвеевича в краски солнечного спектра.

Ничего еще не евший с утра, Воробьянинов злобно ругал все парфюмерные заводы, как государственные, так и подпольные, находящиеся в Одессе на Малой Арнаутской улице.

– Таких усов, должно быть, нет даже у Аристида Бриана, [*] – бодро заметил Остап, – но жить с такими ультрафиолетовыми волосами в Советской России не рекомендуется. Придется сбрить.

– Я не могу, – скорбно ответил Ипполит Матвеевич, – это невозможно.

– Что, усы дороги вам как память?

– Не могу, – повторил Воробьянинов, понуря голову.

– Тогда вы всю жизнь сидите в дворницкой, а я пойду за стульями. Кстати, первый стул над нашей головой.

Разыскав ножницы, Бендер мигом отхватил усы, и они, взращиваемые Ипполитом Матвеевичем десятилетиями, бесшумно свалились на пол. С головы падали волосы радикально-черного цвета, зеленые и ультрафиолетовые. Покончив со стрижкой, технический директор достал из кармана старую бритву «Жилет», а из бумажника запасное лезвие, – стал брить почти плачущего Ипполита Матвеевича.

– Последний ножик на вас трачу. Не забудьте записать на мой дебет два рубля за бритье и стрижку.

Содрогаясь от горя, Ипполит Матвеевич все-таки спросил:

– Почему же так дорого. Везде стоит сорок копеек.

– За конспирацию, товарищ фельдмаршал, – быстро ответил Бендер.

Страдания человека, которому безопасной бритвой бреют голову, – невероятны. Это Ипполит Матвеевич понял с самого начала операции. Посередине Остап прервал свое ужасное дело и сладко спросил:

– Бритвочка не беспокоит?

– Конечно, беспокоит, – застрадал Воробьянинов.

– Почему же она вас беспокоит, господин предводитель? Она ведь не советская, а заграничная.

Но конец, который бывает всему, пришел.

– Готово. Заседание продолжается! Нервных просят не смотреть! Теперь вы похожи на Боборыкина, известного автора-куплетиста. [*]

Ипполит Матвеевич отряхнул с себя мерзкие клочья, бывшие так недавно красивыми сединами, умылся и, ощущая на всей голове сильное жжение, в сотый раз сегодня уставился в зеркало. То, что он увидел, ему неожиданно понравилось. На него смотрело искаженное страданиями, но довольно юное лицо актера без ангажемента.

– Ну, марш вперед, труба зовет! – закричал Остап. – Я по следам в жилотдел, или, вернее, в тот дом, в котором когда-то был жилотдел, а вы к старухам!

– Я не могу, – сказал Ипполит Матвеевич, – мне очень тяжело будет войти в собственный дом.

– Ах, да. Волнующая история! Барон-изгнанник! Ладно! Идите в жилотдел, а здесь поработаю я. Сборный пункт – в дворницкой. Парад-алле!

Источник

Двенадцать стульев

В страстную пятницу 15 апреля 1927 г. в городе N умирает теща Ипполита Матвеевича Воробьянинова, бывшего предводителя дворянства. Перед смертью она сообщает ему, что в один из стульев гостиного гарнитура, оставшегося в Старгороде, откуда они бежали после революции, ею зашиты все фамильные драгоценности. Воробьянинов срочно выезжает в родной город. Туда же отправляется исповедовавший старуху и узнавший о драгоценностях священник Федор Востриков.

Примерно в то же время в Старгород входит молодой человек лет двадцати восьми в зеленом в талию костюме, с шарфом и с астролябией в руках, сын турецко-подданного Остап Бендер. Случайно он останав­ливается ночевать в дворницкой особняка Воробьянинова, где и встречается с его бывшим хозяином. Последний решает взять Бендера себе в помощники, и между ними заключается что-то вроде концессии.

Начинается охота за стульями. Первый хранится здесь же, в особняке, который ныне «2-й дом соцобеса». Заведующий домом Александр Яковлевич (Альхен), застенчивый вор, устроил в дом кучу своих родственников, один из которых продал этот стул за три рубля неизвестному. Им оказывается как раз отец Федор, с которым Воробьянинов вступает на улице в схватку за стул. Стул ломается. Драгоценностей в нем нет, но зато становится ясно, что у Воробьянинова с Остапом появился конкурент.

Компаньоны переезжают в гостиницу «Сорбонна». Бендер отыскивает на окраине города архивиста Коробейникова, хранящего у себя на дому все ордера на национа­ли­зи­рованную новой властью мебель, в том числе и на бывший воробья­ни­новский ореховый гарнитур работы мастера Гамбса. Оказалось, что один стул был отдан инвалиду войны Грицацуеву, а десять переданы в московский музей мебельного мастерства. Пришедшего вслед за Бендером отца Федора архивариус обманывает, продавая ему ордера на гарнитур генеральши Поповой, переданный в свое время инженеру Брунсу.

На Первомай в Старгороде пускают первую трамвайную линию. Случайно узнанного Воробьянинова приглашают на ужин к его давней любовнице Елене Станиславовне Боур, подраба­тывающей ныне гаданием. Бендер выдает собравшимся на ужин «бывшим» своего напарника за «гиганта мысли, отца русской демократии и особу, приближенную к императору» и призывает к созданию подпольного «Союза меча и орала». На будущие нужды тайного общества собирается пятьсот рублей.

На следующий день Бендер женится на вдове Грицацуевой, «знойной женщине и мечте поэта», и в первую же брачную ночь уходит от нее, прихватив помимо стула ещё и другие вещицы. Стул — пуст, и они с Воробья­ниновым уезжают на поиски в Москву.

Концессионеры останав­ливаются в студенческом общежитии у знакомых Бендера. Там Воробьянинов влюбляется в молоденькую жену чертежника Коли — Лизу, ссорящуюся с мужем на предмет вынужденного, из-за нехватки средств, вегетарианства. Случайно оказавшись в музее мебельного мастерства, Лиза встречает там наших героев, ищущих свои стулья. Выясняется, что искомый гарнитур, семь лет провалявшийся на складе, именно завтра будет выставлен на аукцион в здании Петровского пассажа. Воробьянинов назначает Лизе свидание. На половину суммы, полученной от старгородских заговорщиков, он везет девушку на извозчике в кинотеатр «Арс», а затем в «Прагу», ныне «образцовую столовую МСПО», где позорно напивается и, потеряв даму, оказывается наутро в отделении милиции с двенадцатью рублями в кармане. На аукционе Бендер выигрывает торг на цифре двести. Столько денег у него есть, но нужно ещё заплатить тридцать рублей комиссионного сбора. Выясняется, что денег у Воробьянинова нет. Парочку выводят из зала, стулья пускают в продажу розницей. Бендер нанимает окрестных беспризорников за рубль проследить судьбу стульев. Четыре стула попадают в театр Колумба, два увезла на извозчике «шикарная чмара», один стул покупает на их глазах блеющий и виляющий бедрами гражданин, живущий на Садово-Спасской, восьмой оказывается в редакции газеты «Станок», девятый в квартире у Чистых прудов, а десятый исчезает в товарном дворе Октябрьского вокзала. Начинается новый виток поисков.

«Шикарная чмара» оказывается «людоедкой» Эллочкой, женой инженера Щукина. Эллочка обходилась тридцатью словами и мечтала заткнуть за пояс дочь миллиардера Вандербильдшу. Бендер легко меняет один её стул на украденное ситечко мадам Грицацуевой, но незадача в том, что инженер Щукин, не выдержав трат супруги, съехал накануне с квартиры, взяв второй стул. Живущий у приятеля инженер принимает душ, неосмот­рительно выходит, намыленный, на лестничную площадку, дверь захлопывается, и, когда тут появляется Бендер, вода уже льется вниз с лестницы. Открывшему дверь великому комбинатору стул был отдан едва ли не со слезами благодарности.

Попытка Воробьянинова овладеть стулом «блеющего гражданина», оказавшегося профессио­нальным юмористом Авессаломом Изнуренковым, заканчивается крахом. Тогда Бендер, выдав себя за судебного исполнителя, уносит стул сам.

В бесконечных коридорах Дома народов, в котором находится редакция газеты «Станок», Бендер наталкивается на мадам Грицацуеву, приехавшую в Москву искать мужа, о котором узнала из случайной заметки. В погоне за Бендером она запутывается в многочисленных коридорах и уезжает в Старгород ни с чем. Тем временем арестованы все члены «Союза меча и орала», распределившие между собой места в будущем правительстве, а затем в страхе донесшие друг на друга.

Вскрыв стул в кабинете редактора «Станка», Остап Бендер добирается и до стула в квартире стихоплета Никифора Ляписа-Трубецкого. Остается стул, пропавший в товарном дворе Октябрьского вокзала, и четыре стула театра Колумба, уезжающего на гастроли по стране. Посетив накануне премьеру гоголевской «Женитьбы», поставленную в духе конструк­тивизма, сообщники убеждаются в наличии стульев и отправляются вслед за театром. Сначала они выдают себя за художников и проникают на корабль, отправляющийся вместе с актерами на агитацию населения для покупки облигаций выигрышного займа. В одном стуле, похищенном из каюты режиссера, концессионеры находят ящичек, но в нем оказывается только именная пластинка мастера Гамбса. В Васюках их сгоняют с парохода за дурно изготовленный транспарант. Там, выдав себя за гроссмейстера, Бендер проводит лекцию на тему «плодотворная дебютная идея» и сеанс одновременной игры в шахматы. Перед потрясенными васюкинцами он развивает план преображения города в мировой центр шахматной мысли, в Нью-Москву — столицу страны, мира, а затем, когда будет изобретен способ межпланетного сообщения, и вселенной. Играя в шахматы второй раз в жизни, Бендер проигрывает все партии и бежит из города в заранее подготовленной Воробья­ниновым лодке, переворачивая барку с преследо­вателями.

Догоняя театр, сообщники попадают в начале июля в Сталинград, оттуда в Минеральные Воды и, наконец, в Пятигорск, где монтер Мечников соглашается за двадцатку похитить необходимое: «утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, утром — стулья». Чтобы добыть деньги, Киса Воробьянинов просит милостыню как бывший член Государ­ственной думы от кадетов, а Остап собирает деньги с туристов за вход в Провал — пятигорскую достопри­ме­ча­тельность. Одновременно в Пятигорск съезжаются бывшие владельцы стульев: юморист Изнуренков, людоедка Эллочка с мужем, воришка Альхен с супругой Сашхен из собеса. Монтер приносит обещанные стулья, но только два из трех, которые и вскрываются (безрезультатно!) на вершине горы Машук.

Тем временем колесит по стране в поисках стульев инженера Брунса и обманутый отец Федор. Сперва в Харьков, оттуда в Ростов, затем в Баку и наконец на дачу под Батумом, где на коленях просит Брунса продать ему стулья. Жена его распродает все, что можно, и высылает отцу Федору деньги. Купив стулья и разрубив их на ближайшем пляже, отец Федор, к своему ужасу, ничего не обнаруживает.

Театр Колумба увозит последний стул в Тифлис. Бендер и Воробьянинов едут во Владикавказ, а оттуда идут пешком в Тифлис по Военно-Грузинской дороге, где им и встречается несчастный отец Федор. Спасаясь от погони конкурентов, он залезает на скалу, с которой не может слезть, сходит там с ума, и через десять дней его снимают оттуда владикав­казские пожарные, чтобы отвезти в психиат­рическую больницу.

Концессионеры добираются наконец до Тифлиса, где находят одного из членов «Союза меча и орала» Кислярского, у которого «одалживают» пятьсот рублей на спасение жизни «отца русской демократии». Кислярский спасается бегством в Крым, но друзья, пропьян­ствовав неделю, отправляются туда же вслед за театром.

Сентябрь. Пробравшись в Ялте в театр, сообщники уже готовы вскрыть последний из театральных стульев, как тот вдруг «отпрыгивает» в сторону: начинается знаменитое крымское землетрясение 1927 г. Все же вскрыв стул, Бендер и Воробьянинов ничего в нем не обнаруживают. Остается последний стул, канувший в товарном дворе Октябрьского вокзала в Москве.

В конце октября Бендер находит его в новом клубе железно­до­рожников. После шуточного торга с Воробья­ниновым за проценты с будущего капитала Остап засыпает, и несколько повредившийся в рассудке за полгода поисков Ипполит Матвеевич перерезает ему бритвой горло. После чего пробирается в клуб и вскрывает там последний стул. Бриллиантов нету и в нем. Сторож рассказывает, что весной случайно нашел в стуле сокровища, спрятанные буржуазией. Оказывается, на эти деньги и было построено, ко всеобщему счастью, новое здание клуба.

Что скажете о пересказе?

Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.

Источник