Почему верблюд оглядывается, когда пьет
По мотивам древней казахской легенды.
Верблюд был прежде, говорят, красавцем,
Как горные вершины два горба,
И хвост пушистый, до земли свисавший,
Имел он, и ветвистые рога.
Шагал на зависть гордо и степенно,
Конца восторгу не было зевак,
Ведь равных ему в этом мире бренном
По красоте найти нельзя никак.
Все говорили, что спесив, надменен
И вниз не бросит никогда свой взор.
Сказать в лицо ему бы не посмели,
Лишь за спиной шептали этот вздор.
Глядя вослед, со вздохом замолкали
Те отроду, кто не имел хвоста.
Безрогих в восхищение ввергали
Ветвистые и сильные рога.
Верблюд однажды возле тихой речки
Пьет воду и любуется собой.
И надо же случиться было встрече,
Олень пришел к реке на водопой.
Был неказистым, говорят, безрогим,
И статью оттого не вышел он.
Печаль во взоре, сирый, одинокий,
В мучительные мысли погружен.
— Что, друг олень, сегодня ты не весел? —
Вопрос оленю задает верблюд.
А тот, уныло голову повесив:
— Боюсь, в гостях мой облик осмеют.
Я приглашен на праздник, где спесиво
Рогами будет кичиться коза.
Представить это даже мне тоскливо,
Там и другие будут чудеса.
Архар на тое* будет красоваться,
Изогнутым венцом всех удивлять.
Не стоит мне тогда и появляться,
Не бросил, чтобы едкий кто-то взгляд.
И даже неуклюжая корова,
Позор какой, взгляд бросит свысока.
За что жизнь обошлась со мной сурово,
Не дав оленю бедному рога?
Там с высоко поднятой головою
Сайгак игриво в бок меня боднет.
Все насмехаться будут надо мною,
Уже я это знаю наперед.
Верблюд, годами дружбы заклинаю,
На праздник одолжи свои рога!
Вернуть тебе их утром обещаю,
На время ими дай затмить быка.
Его на свете, думает, нет краше,
С презрением он смотрит на меня.
Хотел бы я его обескуражить,
Раскидистой короною дразня.
В рябь водную взглянув на отражение,
Верблюд кивнул согласно головой.
Отдал оленю, молча, украшение,
Не пожалев расстаться с красотой.
Ветвистые рога олень примерил,
Его отныне будет не узнать.
Глазам своим не может он поверить,
Какою стала царственною стать!
Величие, красу и благородство
Торжественный таит оленя взор.
Он и верблюду кажет превосходство,
Мгновенно позабыв про уговор.
Взглянув с пренебрежением на друга,
Лишившегося вмиг своих рогов,
Признательности за его услугу
Не выказал никак и был таков.
Верблюд все также в силу дружбы верит,
И думает, что долг олень вернет.
Лишь на день обещал он их примерить
И на чужое вряд ли посягнет.
На водопой к реке явилась лошадь,
Бесхвостая, кургузая, в тоске.
Как видно, ее тоже что-то гложет,
Взгляд тусклый отражается в реке.
— Скажи, подруга, что тебе взгрустнулось?
Хлебнув воды, спросил ее верблюд.
— Такое дело, … — лошадь вдруг запнулась,
— Меня кругом …уродиной зовут.
Приглашена на праздник небывалый,
Где будет шерстью кичиться коза.
Сравниться, как с такою задавалой?
Там и другие будут чудеса.
Павлин, бросая взгляд высокомерный,
Перед гостями шлейф свой распушит.
Спесива эта птица и манерна,
Невиданной красой обворожит.
Хвостом пушистым, рыжим, заметая
След за собой, объявится лиса.
Я о таком давно уже мечтаю
И ей вослед смотрю во все глаза.
Не знают бед собаки, тигры, волки,
И только лошадь лишена хвоста.
Я всякие себе вслед слышу толки,
Сам посуди, какая срамота!
Верблюд, в тебе одном мое спасение,
Мечту мою на праздник одолжи.
Произвести желаю впечатление,
В смиренной просьбе, друг, не откажи.
На вечер поделись со мною счастьем,
Которого не знала прежде я.
Прими, прошу, в судьбе моей участие,
Умру, боюсь, иначе от стыда.
В рябь водную взглянув на отражение,
Верблюд кивнул согласно головой.
Пушистое отдав ей украшение,
Не пожалел расстаться с красотой.
Хлестнув себя хвостом, умчалась лошадь,
«Спасибо» даже, не успев сказать.
Верблюда ее спешка не тревожит,
Не мог ей в слезной просьбе отказать.
Проходит день, неделя, месяц долгий,
А следом вереницею года.
Забыли лошадь и олень о долге,
Нет ни рогов в помине, ни хвоста.
Венцом прекрасным небо подпирая,
Олень спесивым стал, все говорят.
И в чаще леса мирно поживает,
Долг возвратить не думает назад.
На гору утром ранним он восходит,
Садится солнце на его рога.
Рассвет на землю вместе с ним приходит,
Теплом и жизнью полнится земля.
Обрел олень почет и уважение,
Никто его не смеет упрекнуть.
К всеобщему привык он восхищению,
В лесу теперь царя в нем признают.
Хвост получив, и лошадь изменилась,
Забыла, что вернуть его должна.
Под стать ему и гриву отрастила,
В них красота ее заключена.
Ничто на этом свете не случайно,
Не разобрать, кто прав, кто виноват.
История закончилась печально,
Мораль же в данном деле такова:
К кому лицом удача повернулась,
Тому и уважение, и почет.
А тот, кого злосчастие коснулось,
К себе все испытания привлечет.
Доверчивостью глупою страдая,
Рогов верблюд лишился и хвоста.
Теперь вьюки тяжелые таскает,
Такой была наивности цена.
Верблюд отныне долю проклиная,
Рабочего скота судьбу влачит.
Дни прежние с тоскою вспоминает,
И лишь себя за беды все винит.
В иной вдруг день случится передышка,
Бежит верблюд бегом на водопой.
Он помнит хорошо, и даже слишком,
Что здесь, у самой речки, под горой
Давали клятву и олень, и лошадь,
Хвост и рога однажды возвратить.
Исполнят обещание, быть может,
Ему добром решатся отплатить?
В себя с оглядкой втягивает воду,
Бросая робкий взгляд по сторонам.
Погонщик в спешке тянет за поводья,
Отправится в путь дальний караван.
Кладут опять тяжелую поклажу
Верблюду между двух его горбов.
И на ночь ставят бдительную стражу,
Никто не потревожит горьких снов.
Былая снится сладостная воля,
Пушистый хвост, ветвистые рога.
Вот почему тоской немой и болью
Полны верблюда грустные глаза.
Источник
Почему верблюд оглядывается, когда пьет
По мотивам древней казахской легенды
Верблюд был прежде, говорят, красавцем,
Как горные вершины два горба.
И хвост пушистый, до земли свисавший,
Имел он, и ветвистые рога.
Шагал на зависть гордо и степенно,
Конца восторгу не было зевак.
Ведь равных ему в этом мире бренном
По красоте нельзя найти никак.
Все говорили, что спесив, надменен
И вниз не бросит никогда свой взор.
Сказать в лицо ему бы не посмели,
Лишь за спиной шептали этот вздор.
Глядя вослед, со вздохом замолкали,
Те отроду кто не имел хвоста.
Безрогих в восхищение ввергали
Ветвистые и сильные рога.
Верблюд однажды возле тихой речки
Пьет воду и любуется собой.
И надо же случиться было встрече,
Олень пришел к реке на водопой.
Был неказистым, робким и безрогим,
И статью оттого не вышел он.
Печаль во взоре, сирый, одинокий,
В мучительные мысли погружен.
— Что, друг олень, сегодня ты не весел? —
Вопрос оленю задает верблюд.
А тот, уныло голову повесив:
— Боюсь, в гостях мой облик осмеют.
Я приглашен на праздник, где спесиво
Рогами будет кичиться коза.
Представить это даже мне тоскливо,
Там и другие будут чудеса.
Архар на тое* будет красоваться,
Изогнутым венцом всех удивлять.
Не стоит мне тогда и появляться,
Не бросил чтобы едкий кто-то взгляд.
И даже неуклюжая корова,
Позор какой, взгляд бросит свысока.
За что жизнь обошлась со мной сурово,
Не дав оленю бедному рога?
Там с высоко поднятой головою,
Сайгак игриво в бок меня боднет.
Все насмехаться будут надо мною,
Уже я это знаю наперед.
Верблюд, годами дружбы заклинаю,
На праздник одолжи свои рога.
Вернуть тебе их утром обещаю,
На время ими дай затмить быка.
Его на свете, думает, нет краше,
С презрением он смотрит на меня.
Хотел бы я его обескуражить,
Раскидистой короною дразня.
В рябь водную взглянув на отражение,
Верблюд кивнул согласно головой.
Отдал оленю, молча, украшение,
Не пожалев расстаться с красотой.
Ветвистые рога олень примерил,
Его отныне будет не узнать.
Глазам своим не может он поверить:
Какою стала царственною стать!
Величие, красу и благородство
Торжественный таит оленя взор.
Он и верблюду кажет превосходство,
Мгновенно позабыв про уговор.
Взглянув с пренебрежением на друга,
Лишившегося вмиг своих рогов,
Признательности за его услугу
Не выказал никак, и был таков.
Верблюд все также в силу дружбы верит
И думает, что долг олень вернет.
Лишь на день обещал он их примерить
И на чужое вряд ли посягнет.
На водопой к реке явилась лошадь,
Бесхвостая, кургузая, в тоске.
Как видно, ее тоже что-то гложет,
Взгляд тусклый отражается в реке.
— Скажи, подруга, что тебе взгрустнулось?
Хлебнув воды, спросил ее верблюд.
— Такое дело, … — лошадь вдруг запнулась,
— Меня кругом …уродиной зовут.
Приглашена на праздник небывалый,
Где будет шерстью кичиться коза.
С такою как сравниться задавалой?
Там и другие будут чудеса.
Павлин, бросая взгляд высокомерный,
Перед гостями шлейф свой распушит.
Спесива эта птица и манерна,
Невиданной красой обворожит.
Хвостом пушистым, рыжим заметая
След за собой, объявится лиса.
Я о таком давно уже мечтаю
И ей вослед смотрю во все глаза.
Не знают бед собаки, тигры, волки,
И только лошадь лишена хвоста.
Я всякие себе вслед слышу толки.
Сам посуди, какая срамота!
Верблюд, в тебе одном мое спасение,
Мечту мою на праздник одолжи.
Произвести желаю впечатление,
В смиренной просьбе, друг, не откажи.
На вечер поделись со мною счастьем,
Которого не знала прежде я.
Прими, прошу, в судьбе моей участие,
Умру, боюсь, иначе от стыда.
В рябь водную взглянув на отражение,
Верблюд кивнул согласно головой.
Пушистое отдав ей украшение,
Не пожалел расстаться с красотой.
Хлестнув себя хвостом, умчалась лошадь,
«Спасибо» даже, не успев сказать.
Верблюда ее спешка не тревожит,
Не мог ей в слезной просьбе отказать.
Проходит день, неделя, месяц долгий,
А следом вереницею года.
Забыли лошадь и олень о долге,
Нет ни рогов в помине, ни хвоста.
Венцом прекрасным небо подпирая,
Олень спесивым стал, все говорят.
И в чаще леса мирно поживает,
Долг возвратить не думает назад.
На гору утром ранним он восходит,
Садится солнце на его рога.
Рассвет на землю вместе с ним приходит,
Теплом и жизнью полнится земля.
Обрел олень почет и уважение,
Никто его не смеет упрекнуть.
К всеобщему привык он восхищению,
В лесу теперь царя в нем признают.
Хвост получив, и лошадь изменилась.
Забыла, что вернуть его должна.
Под стать хвосту и гриву отрастила,
В них красота ее заключена.
Ничто на этом свете не случайно.
Не разобрать, кто прав, кто виноват.
История закончилась печально,
Мораль же в данном деле такова:
К кому лицом удача повернулась,
Тому и уважение, и почет.
А тот, кого злосчастие коснулось,
К себе все испытания привлечет.
Доверчивостью глупою страдая,
Рогов верблюд лишился и хвоста.
Теперь вьюки тяжелые таскает,
Такой была наивности цена.
Верблюд отныне долю проклиная,
Рабочего скота судьбу влачит.
Дни прежние с тоскою вспоминает
И лишь себя за беды все винит.
В иной вдруг день случится передышка,
Бежит верблюд бегом на водопой.
Он помнит хорошо, и даже слишком,
Что здесь, у самой речки, под горой
Давали клятву и олень, и лошадь,
Хвост и рога однажды возвратить.
Исполнят обещание, быть может,
Ему добром решатся отплатить?
В себя с оглядкой втягивает воду,
Бросая робкий взгляд по сторонам.
Погонщик в спешке тянет за поводья,
Отправится в путь дальний караван.
Кладут опять тяжелую поклажу
Верблюду между двух его горбов.
И на ночь ставят бдительную стражу,
Никто не потревожит горьких снов.
Былая снится сладостная воля,
Пушистый хвост, ветвистые рога.
Вот почему тоской немой и болью
Полны верблюда грустные глаза.
Источник
Почему верблюд оглядывается, когда пьёт
казахская народная сказка в пересказе Деда Андрея
Верблюд был когда-то очень красив —
Голова в ветвистых рогах,
Гордой шеи крутой и изящный массив,
Длинный хвост в шелковистых кудрях.
И однажды пришёл он напиться к реке.
Пил — и всё любовался собой.
Тут подходит олень к реке налегке —
Тоже как бы. на водопой.
Говорит Олень: “Мой милый верблюд,
В этот, скажем, интимный момент,
Я сдержаться никак не могу и тут
Должен вам предложить комплимент:
Вы прекрасны от самых копыт до хвоста.
Мы гордимся, что вы у нас есть.
Стародавняя дружба наша чиста,
А любовь к вам — и радость и честь.
Вот друзья меня в гости сегодня зовут.
Верблюд, одолжите рога?!
Вы не можете мне отказать, верблюд,
Погуляйте без них, пока. ”
Верблюд ни слова ему не сказал,
Снял рога и оленю надел.
И увидел то конь, что рядом стоял,
И мечтать о подобном не смел.
У Верблюда ведь был замечательный хвост,
А Верблюд оказался так щедр и так прост!
Раньше кони хвостов не имели
И об этом ничуть не жалели.
Дальше вышло всё, скажем, само собой.
Хвост решил попросить у верблюда герой.
И не очень надеясь на чудо,
Тут же хвост получил от Верблюда.
Но надо бы было отметить нам тут,
Что был бескорыстен наш глупый верблюд.
Когда ж он оленю напомнил про долг,
Олень замечает: “Какой же в них толк?
Рога тяжелы и опасны,
Я буду носить их, тебя же любя,
Пока вновь не вырастит хвост у тебя, —
Такой же большой и прекрасный. ”
А Конь говорит: “Как бы ты ни пугал,
Отдам я твой хвост лишь тогда,
Когда у тебя будут снова рога,
Где были они всегда!”
С тех пор и оглядывается верблюд,
Когда он стоит и пьёт.
Вот-вот должники его подойдут —
И всё отдадут. он ждёт!
Эта сказка и другие в новой книжке » Сказки деткам »
Источник
Почему верблюд оглядывается, когда пьет
КАЗАХСКИЕ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ
От редакции
Народные сказки хранят в себе многовековую мудрость народа, его мечты о лучшей жизни, его понятия о справедливости и долге. В сказках прославляются умные, простые труженики, преданные своей родине, своему народу. Один из любимейших героев казахских сказок — ловкий, бесстрашный, хитрый, насмешливый парень — безбородый обманщик Алдар-Косе. Своими похождениями он напоминает русского Иванушку-дурачка. Алдар-Косе обманывает жадных, жестоких богачей-баев (сказки «Чудесная шуба Алдара-Косе», «Жадный бай и Алдар-Косе», «Алдар-Косе и черти»). В некоторых сказках победителями жадных баев оказываются не взрослые люди, а дети («Сорок небылиц», «Старик и его дочка»). Сказки беспощадны не только к эксплуататорам-баям, они зло высмеивают лентяев («Лентяй», «Кому корову кормить», «Дурак»), сказки разоблачают представителей мусульманской религии — мулл и дервишей («Святой осел», «Тулпар»).
В сказках, которые являются образцами народного творчества, связанного еще с мифическими представлениями первобытного человека, действуют животные. В этих сказках можно найти отголоски очень древних представлений («Самый счастливый год», «Почему верблюд оглядывается», «Почему у перепела хвост короткий»).
При тесном дружеском общении казахского народа с русским в творчество обоих народов взаимно проникали родственные сказочные сюжеты. Так, среди казахских народных сказок встречаются очень напоминающие своим содержанием известные русские сказки («Бараны волков пугают», «Лиса, медведь и пастух» и другие). Но и эти сказки передают все особенности казахского быта. Они так же выражают задушевные переживания казахского народа, как и сказки, имеющие оригинальный сюжет. Интересна в этом отношении сказка «Бедный старик». Сюжет ее сходен с пушкинской сказкой о золотой рыбке, однако сказка насыщена подробностями казахского быта: здесь рыбка оказывается морским владыкой Хан-Шабаном; на дне морском, куда попадает старик, пасется овечье стадо; богатство, получаемое стариком, — это многочисленные стада различного скота, и т. п. Вековые мечты народов нашли свое воплощение в новом общественном строе, рожденном Великой Октябрьской социалистической революцией. Но сказка продолжает возникать в народе и теперь. Она служит для выражения поэтического отношения народа к окружающей его действительности, к новой жизни. Так в поэтическую форму сказки воплощается бесхитростная история любви юноши Ильяса и девушки Танап («Три задачи»). Уважение и забота, которыми окружена в Советском государстве мать, нашли свое выражение в сказке-песне «Ответ кюйши». Обезвреженный классовый враг вызывает у народа презрительную насмешку («Бай и красноармеец»).
Большой популярностью в народе пользуются так называемые «волшебные» сказки, со сложным сюжетом, многими приключениями героев. Образцами подобного рода сказок могут служить помещаемые в сборнике «Мудрый Аяз» и «Ер-Тостик». Очень распространены и сказки-легенды о происхождении названий местностей, рек, озер («Или и Каратал»).
Казахские сказки издавна привлекали внимание русских и казахских ученых. Первые публикации казахских сказок на русском языке относятся к началу XIX века. Выдающийся казахский ученый, просветитель казахского народа и проводник русской культуры Ч. Валиханов был одним из первых собирателей народного творчества. Казахские поэты Абай Кунанбаев и Ибрай Алтынсарин также занимались собиранием и популяризацией народного творчества.
Казахские националисты пытались использовать богатейшее творчество народа в целях религиозной пропаганды. Они переделывали и сказки, дописывая к ним концовки, призывавшие народ к повиновению властям, покорности религии, подчинению безрадостной судьбе. Они пытались возвеличивать ханов и визирей, которых в большинстве сказок народ изображал жестокими, глупыми, жадными.
После Великой Октябрьской социалистической революции изучение народного творчества было поставлено на научную основу. Образцы казахского народного творчества собираются и изучаются Институтом языка и литературы Академии наук Казахской ССР. Богатое народное творчество становится доступно широким кругам читателей — в переводах на русский язык издано несколько сборников: К. В. Дубровский, «Сибирские сказки», М. 1923; «Сорок небылиц», Алма-Ата 1935; Л. Макеев, «Казахские сказки», Алма-Ата 1940; Л. Макеев, «Казахские и уйгурские сказки», Алма-Ата 1942; «Казахские народные сказки», Гослитиздат, М. 1952.
Три задачи
Юноша Ильяс полюбил девушку Танап. Когда он сказал ей об этом, Танап призналась, что она его тоже любит.
— Но, — предупредила девушка, — я пойду за тебя замуж только тогда, когда ты исполнишь три моих желания.
— Для тебя я сделаю все, что ты хочешь! — воскликнул Ильяс. — Говори.
А разговаривали они в лесу. Девушка указала на большое дерево и сказала:
— Сделай так, чтобы оно заговорило!
Опечалился Ильяс. Долго думал он, как заставить дерево заговорить, но ничего не придумал. Отправился юноша в город, и несколько месяцев никто в ауле не знал, где он.
Наконец Ильяс вернулся домой. Он принес на плечах тяжелый мешок. Не сказав никому ни слова, юноша пошел в лес и срубил дерево, на которое указала ему Танап. Распилив широкий ствол, Ильяс сделал несколько тонких гладких дощечек и прорезал в них разной величины отверстия. Из мешка он достал множество диковинных металлических вещиц, винтиков и небольшой лист бумаги, на котором было что-то нарисовано. Как работал Ильяс, никто не видел, но вскоре он внес в дом Танап небольшой ящик. Затем он выстрогал длинную жердь и укрепил ее при помощи проволоки на крыше. Долго юноша возился с проводами, соединяя их с ящиком.
И тут произошло чудо: деревянный ящик заговорил человеческим голосом!
Гордо глядел вокруг себя Ильяс. С восхищением смотрела на него Танап. Но на другой день девушка напомнила жениху, что есть еще два желания, которые он обещался выполнить.
— Покажи мне девушку, как две капли воды похожую на меня.
«Трудная задача, — подумал Ильяс. — Разве есть на свете другая такая красавица, как Танап!»
Снова отправился юноша в город, где завелись у него друзья.
Через год вернулся он в родной аул. Перед собой он катил в тележке большую глыбу белой глины, а в сумке нес маленькие лопаточки и ножи невиданной формы.
Свалил Ильяс белую глину возле дома Танап и принялся за работу. Долго он трудился, а когда закончил — Танап увидела фигуру девушки одного с нею роста. Подошли люди и закричали с изумлением:
— Смотрите, erne одна Танап появилась!
Так выполнил Ильяс второе желание невесты.
На другой день Танап сказала юноше:
— Если исполнишь третье мое желание, я стану твоей женой!
— За горами и морями живет синяя птица. Поймай ее и привези ко мне.
В третий раз покинул Ильяс аул. Три года о нем не было ни слуху ни духу. Но вот однажды над степью появилась огромная синяя птица. Она сделала три круга над аулом и опустилась на поляну перед домом Танап.
Из-под крыла выпрыгнул человек в кожаной одежде. Он увидел бежавшую к нему Танап и радостно протянул ей руки.
— Ильяс, ты ли это? — воскликнула девушка.
— Конечно, я. А это — синяя птица. Я прилетел на ней за тобой.
Птица была не синяя, а серебряная, но Танап ничего не сказала. Она села рядом с Ильясом, и они полетели из аула в большой город.
Бай [1] и красноармеец
Бай пролез под видом бедняка в колхоз и сделался его председателем.
Никто не знал в ауле [2] , что он был бай.
Но вот вернулся после службы из Красной Армии бедняк Жура.
Когда-то он работал у этого бая пастухом.
Узнал он хищного волка и повел с ним борьбу.
Но ничего не смог сделать с баем в ауле Жура.
Отправился тогда он в город искать правду.
Бай смекнул, что бывший его пастух пошел жаловаться.
Сел он в автомобиль и тоже поехал в город.
Жура идет пешком, бай мчится в автомобиле. Скоро обогнал он колхозника и посмеялся:
— Ползи, ползи, черепаха! Я раньше тебя приеду. Председателю колхоза больше веры, чем тебе.
Ничего не ответил Жура. Идет себе да посвистывает.
Вот приехал бай в город и задумался. Говорит сам себе:
«Здесь Журу могут знать, и меня кто-нибудь знает. Родные края недалеко. Отправлюсь я лучше в Москву. Там и Журу не знают, и меня не знают. А председателю колхоза всегда больше веры!»
Сел бай на самолет и полетел в Москву.
А Жура идет да идет, только посвистывает да ухмыляется.
Пока бай летел на самолете, Жура пришел в город и отправился сразу на радиостанцию.
Встал он перед микрофоном и кричит:
— Слушайте! Слушайте! Говорит демобилизованный красноармеец Жура!
Услыхал его товарищ Сталин и спрашивает по радио:
— Что тебе надо. Жура?
Рассказал Жура всю правду про бая.
— Ладно, — говорит товарищ Сталин. — Пусть летит, мы ему здесь приготовим подарок.
Прилетел бай в Москву. Вышел из самолета. А ему уже кетмень [3] в руки дают. Отправили бая арыки [4] копать.
Вернулся Жура в родной аул. Избрали его председателем колхоза.
Хороший он был председатель. И колхоз его считается теперь лучшим в районе.
В одном ауле жили два друга. Когда один из них решил жениться, другой тоже подыскал себе невесту. Женились друзья в один день на веселых красивых девушках.
Прошло несколько месяцев. Встретились женщины у колодца и заспорили, кого из них муж больше любит.
— Меня больше любит мой муж. Видишь, живот мой уже большой и круглый. Скоро сына буду ему родить.
Другая посмотрела на нее с насмешкой:
— Может быть, первый месяц и любил тебя муж, — сказала она — А за что он теперь будет любить, когда ты стала некрасивой? Вот я так всегда нравлюсь своему мужу. Походка моя осталась прежней, а талия тонкой, как у девушки.
— Это неважно, — отвечала первая. — Мой муж очень любит меня. Я ему не только жена, но и мать его будущего ребенка. Он вдвойне любит и бережет меня.
Спорили-спорили женщины, а переспорить друг друга не могли.
В это время мимо проходил старый кюйши. Остановился он, послушал и покачал головой.
Женщины обратились к нему:
— Рассуди нас, добрый кюйши. Скажи, кто из нас прав?
И рассказали старику о своем споре.
Посмотрел на них кюйши, улыбнулся, сел и заиграл на домбре. Нежно зазвучали послушные струны. Заслушались женщины музыки в словно увидели перед собой картину.
Идет по дороге молодая девушка. Резвы ее ноги. Тонок, как камыш, стан. Высока упругая грудь. Весело девушке, прыгает она, словно козленок, рвет цветы, бегает за кузнечиками и бабочками, увертывается от рук веселых жигитов [6] . Вот окружили они ее и хотят поймать. Но ловка и проворна девушка. Быстрой лисичкой ускользает она от жигитов. И снова идет она по дороге — гибкая и сильная. Высокие травы наклоняются к ее ногам, чтобы остановить красавицу, опутать ее смуглые ноги.
Снова ударил старый кюйши по струнам, и еще нежнее зазвучали они. И увидели молодухи другую картину.
Идет по дороге женщина. Тихо ступают ее ноги. Осторожно несет она полный, драгоценный живот. Нежной материнской любовью светятся ее глаза. Веселые жигиты расступились по сторонам и молча сняли шапки. Один поднес женщине букет цветов, другой предложил румяное яблоко, третий заботливо спросил:
— Может быть, проводить тебя?
Женщина посмотрела на них и улыбнулась. Много счастья было в этой улыбке. Осторожно ступая, она шла своей дорогой. Густая трава раздвинулась, чтобы не помешать пройти матери. Стадо овец, бежавшее навстречу, остановилось и освободило для нее путь.
Шла женщина — гордая, счастливая, неся под сердцем самое драгоценное на свете — будущего человека!
— Вот мой ответ на ваш спор! — сказал кюйши.
Старик снял малахай и, поклонившись куда-то в сторону, как бы идущей матери, продолжал свой путь.
Женщины больше не спорили. Они разошлись по домам. Одна — счастливая и довольная, другая — грустная, с низко опущенной головой.
Перепел М. Воронцов
Бараны волков пугают
Два барана нашли в поле волчью голову. Понесли ее домой. По дороге им попалась юрта. Положили бараны находку у порога и вошли в юрту, а в ней — волки.
Волки были голодны и так обрадовались гостям, что не знали, куда и усадить их.
Бараны увидели, что дело плохо, но не испугались.
Говорит один другому:
— Ой, как есть хочется! Принеси-ка скорей голову волка, которого мы вчера зарезали.
Другой баран вышел, принес и сказал:
— Ты-то съешь голову, а я что буду есть?
— Как что? Да мало ли здесь волков? Выбери пожирнее, зарежем и съедим! Мне одной-то головы тоже мало.
Волки струсили и потихоньку, один за другим, выбрались из юрты.
Почему верблюд оглядывается, когда пьет
Раньше верблюд был красавцем. У него были ветвистые рога и длинный густой хвост.
Однажды пришел он к речке напиться. Пьет и любуется собой.
Вдруг к нему подбегает олень.
— Милый верблюд, мне надо сегодня в гости сходить. Дай мне твои рога на один вечер!
Верблюд отдал оленю рога.
Конь в те времена был бесхвостый. Подбежал он к верблюду и попросил на один день черный шелковистый хвост. Верблюд отдал ему хвост.
Прошло много времени. Не отдают верблюду его рогов и хвоста.
Когда он напомнил оленю, тот насмешливо ответил:
— Я отдам рога, когда хвост у тебя вырастет до земли.
— Я отдам хвост, когда у тебя вырастут рога.
Теперь, когда верблюд пьет у реки, он всегда оглядывается.
Источник
