Пустая вода кристина живульская
Кристина Жувильская (настоящее имя – Соня Ландау) родилась 1 сентября 1914 года в Лодзи. Окончив еврейскую гимназию, она отправилась в Варшаву изучать юриспруденцию. Учеба стала невозможной после того, как в сентябре 1939 года фашисты оккупировали Польшу, и Соня вернулась домой, к родителям и младшей сестре. После присоединения Польши к Третьему Рейху усилились гонения на евреев, и семья Ландау бежала в Варшаву. В 1941 году Соня, ее родители и сестра попали в гетто. Взвесив шансы на выживание, понимая неизбежность депортации или смерти от голода, Соня вместе с матерью совершила побег 26 августа 1942 года. На «арийской стороне» она присвоила документы Зофьи Вишневской, вступила в польское подполье и помогала беглым евреям и немецким дезертирам, изготовляя для них фальшивые документы и удостоверения личности. Нацистстам, пытавшимся ее поймать, она была известна как «Белокурая Зося».
Кристина Жувильская стала известна благодаря своей книге «Я пережила Освенцим» (пол. Przezylam Oswiecim) – откровенному и яркому повествованию об существовании и утратах в нацистских лагерях Освенцим и Биркенау. Опубликованные в Польше в первые послевоенные годы, воспоминания Жувильской являются одним из самых ранних и наиболее значительных вкладов в польскую литературу, посвященную периоду Холокоста. Менее известны, но не менее интересны стихи и песни, созданные Жувильской в период заключения. Эти замечательные работы являются драгоценными свидетельствами о буднях и культурной жизни узников нацистских лагерей.
В августе 1943 года, Соню арестовали в Варшаве и отправили на проспект Шуха, в имевшее дурную репутацию Главное Управление Гестапо. Во время допроса она предъявила документы на имя Кристины Жувильской. Ее поместили сперва в тюрьму Павяк, потом – в концлагерь Освенцим, где внесли в списки как польскую политзаключенную. 20 лет спустя, стремясь показать свою еврейскую идентичность своим читателям, Жувильская опубликовала книгу «Пустая вода» (пол. Pusta woda). Она описала свою жизнь в Варшавском гетто и трудности, с которыми она столкнулась после побега, на «свободной» стороне.
Раньше она никогда не увлекалась стихосложением, но в Освенциме Жувильская начала писать стихи, чтобы легче переносить бесконечные ежедневные переклички. Заключенные заучивали эти стихи на память и, по возможности, распространяли их дальше. Большой популярностью пользовалось стихотворение «Марш сквозь ворота» (пол. Wymarsz przez brame), которое с язвительным юмором описывало выход заключенных на трудовые работы за пределы лагеря и завершалось вдохновенным призывом к стойкости в ожидании дня освобождения. В лагере была написана и поэма «Апель», можно сказать, она спасла жизнь своему автору. Валя Костецкая, которая занимала в лагере более привелегированное положение, услышала эту поэму и, растроганная, отыскала поэтессу. Она оказала покровительство находившейся при смерти Кристине. В итоге, в феврале 1944 года Костецкая организовала перевод Кристины Живульской в Биркенау, в бригаду складского хозяйства (нем. Effektenkammer kommando).
Работа на складе, куда свозили личные вещи, конфискованные у заключенных, считалась одной из лучших. Заключенные, занимавшиеся этим делом, были избавлены от тяжелейшего физического труда, у них была отличная возможность нелегально добывать еду, одежду и многое другое. Они спали в бараках, меньших по размеру, им разрешалось носить гражданскую одежду и отращивать волосы. Кроме того, они были избавлены от перекличек и селекции. Но, несмотря на все положительные стороны своего положения, рабочие этой бригады жили рядом с крематорием, и потому не могли избежать жуткого зрелища, криков и смрада безжалостных массовых убийств, которые ежедневно производились всего в нескольких сотнях метров.
В этой обстановке Жувильская создала несколько наиболее выдающих сочинений. Весьма популярные у заключенных, они быстро распространялись от Биркенау до Освенцима, передаваясь, по большей части, из уст в уста. Два стихотворения были положены на уже существовавшие мелодии и получили еще более широкую известность. Например, для стихотворения 1944 года «Танцуй, девушка» (пол. Tancz, dziewczyno) была использована мелодия чехословацкого чардаша «Ešče si já pohár vínka» Кржиштофа Язджинского, еще одного узника Освенцима. В 1944 году Язджинский также сочинил музыку к новой большой поэме Кристины Живульской «Путешествие в неизвестное» (пол. Wycieczka w nieznane). Жувильская поменяла текст своих стихотворений, чтобы приспособить их к мелодиям международных хитов «Санта Лючия» и «Печальное воскресенье». Также она принимала участие в тайных постановках сатирических кабаре, которые устраивались в бараках складской команды в 1944 году. На этих представлениях заключенные читали стихи, танцевали и пели песни, сочиненные в лагере.
Некоторые свои стихотворения Жувильска изначально создавала как песни. В «Попурри от складской бригады» (пол. Wiązanka z Effektenkammer), одной из многословных композиций, созданных в лагере и состоящей из 54 песенных фрагментов, использовались разные польские народные песни и довоенные популярные мелодии. Эту поэму, напечатанную на 45 страницах, с разноцветными иллюстрациями Зофьи Братро, подписали 72 узника концлагеря и подарили 8 сентября 1944 года на именины капо блока Марии Грзижевской-Войцеховской. Мелодии, на которые нужно было исполнять песни, были указаны в начале каждого фрагмента. Исполняли «Поппури» четыре человека, в том числе и Жувильская. На титульном листе было написано нежное посвящение: «Нашей дорогой Марии в честь именин, от всех, с кем она делила хорошее и плохое, и кого она поддерживала – этот подарок». Текст поэмы запечатлел калейдоскоп повседневной жизни бригады, но он же давал надежду на счастье в будущем, на жизнь после заключения. Откровенная сентиментальность произведения внушала оптимизм и ободряла. Эти ощущения поэтесса разделяла с сокамерниками.
К концу 1944 года, Кристина сочинила еще один песенный парафраз – «Марш свободы» (пол. Marsz o wolnosci). Она позаимствовала хорошо известную мелодию советской песни 1937 года «Москва майская» братьев Дмитрия и Даниила Покрасс. Песня была известна также и как «Прощальный марш», ее исполняли заключенные, в том числе и Кристина Живульская, во время их депортации из Биркенау. 18 января 1945 года Жувильская смогла бежать во время этого марша смерти.
Точное количество лагерных стихов и песен Кристины Жувильской не установлено, до нас дошли только восемь полных стихотворных текстов. Произведения поэтессы отличает яркий реализм, репортажная откровенность и серьезность. В некоторых сочинениях, например, в «Путешествии в неизвестное», горечь и мука гротескного, одержимого смертью Биркенау накладываются на мирное звучание, образы природы и жизни за пределами лагеря. Несмотря на преобладающие сарказм и иронию, в своих стихах Кристина редко доходит до отчаяния. Гораздо сильнее в них чувствуются авторская воля к жизни и мощный призыв к сопротивлению. Некоторые из творений Живульской существовали во множестве вариантов, под разными названиями и с разным музыкальным сопровождением. Эта доказывает широкую известность Кристины Живульской среди заключенных и несомненную важность того глубокого импульса, который давали произведения поэтессы узникам Освенцима и Биркенау.
После войны Кристина Жувильская осталась в Польше, вышла замуж и родила двух сыновей. Писала литературные призведения, в основном сатирические, пьесы для журнала «Шпильки» (пол. Szpilki) и сатирические монологи как для актеров, например, для Алины Яновской, так и непосредственно для радио. Она стала очень успешным песенным автором. В 1968 году ее песня «Ты живешь лишь один раз» (пол. Żyje się raz) стала хитом в Польше после первого же исполнения певицей Славой Пржибыльской. Музыку написал композитор А. Маркиевич. Песня «Прошу вас пан, я ведь так влюблена» (пол. Proszę pana, jestem taka zakochana) тоже была очень популярна благодаря исполнению Пржибыльской. В 1970 году Кристина Жувильская переехала в Дюссельдорф, чтобы быть рядом со своими сыновьями, эмигрировавшими на запад. Там она и скончалась 1 августа 1992 года. Те, кто знал Кристину Живульскую близко, вспоминали ее как женщину, обожавшую смеяться, петь и шутить. В последнее десятилетие она, никогда и нигде не обучавшаяся живописи, осуществила свою давнюю мечту и начала рисовать.
Источник
Кристина Живульская
| Дата рождения | 1 сентября 1914 года |
| Место рождения | Лодзь, Российская империя |
| Дата смерти | 1 августа 1992 года |
| Место смерти | Дюссельдорф, ФРГ |
Кристина Живульская (польск. Krystyna Żywulska , Соня Ландау, польск. Zofia (Sonia) Landau ) — польская еврейская писательница и автор песен [1] .
[править] Биография
Окончив еврейскую гимназию, отправилась в Варшаву изучать юриспруденцию в Варшавском университете.
После того, как в сентябре 1939 года немецкая армия оккупировала Польшу, дальнейшая учёба в Варшавском университете стала невозможной, и Кристина Живульская вернулась домой, к родителям и младшей сестре.
В 1941 году со всей семьёй была депортирована в Варшавское гетто.
26 августа 1942 года вместе с матерью бежала из гетто, и на «арийской стороне» присоединилась к движению сопротивления — вступила в польское подполье и помогала беглым евреям и немецким дезертирам, изготовляя для них фальшивые документы и удостоверения личности. Сама она присвоила документы Зофьи Вишневской.
В августе 1943 года была арестована в Варшаве и отправлена в Главное Управление Гестапо, затем — в тюрьму Павяк, и наконец — в концлагерь Освенцим как польскую политзаключённую.
В Освенциме начала писать стихи, например стихотворение «Марш сквозь ворота» (польск. Wymarsz przez brame ), описавшее выход заключенных на трудовые работы за пределы лагеря и которое завершалось вдохновенным призывом к стойкости в ожидании дня освобождения. Там же написала поэму «Апель», которая понравилась Вале Костецкой, занимавшей привилегированное положение, и Живульская в феврале 1944 года была переведена в Биркенау, в бригаду складского хозяйства (нем. Effektenkammer kommando ).
В 1944 году написала стихотворение «Танцуй, девушка» (польск. Tancz, dziewczyno ) на мелодию чехословацкого чардаша «Ešče si já pohár vínka» Кржиштофа Язджинского, также узника Освенцима. В том же году Кржиштоф Язджинский написал музыку к большой поэме Живульской «Путешествие в неизвестное» (польск. Wycieczka w nieznane ).
К концу 1944 года написала песенный парафраз «Марш свободы» (польск. Marsz o wolnosci ) на мелодию советской песни «Москва майская» братьев Дмитрия и Даниила Покрасс.
18 января 1945 года сумела бежать из Биркенау.
После войны писала пьесы, а также продолжала писать стихи к песням, особенно популярными в Польше стали «Ты живешь лишь один раз» (польск. Żyje się raz ) и песня «Прошу вас пан, я ведь так влюблена» (польск. Proszę pana, jestem taka zakochana ).
В книге «Пустая вода» (польск. Pusta woda ) описала свою жизнь в Варшавском гетто и трудности, с которыми она столкнулась после побега, на «арийской» стороне.
Её мужем был Леон Анджеевский, которому родила двух сыновей, которые в 1968 году вынуждены были покинуть страну из-за своего еврейского происхождения, когда в Польше резко усилился антисемитизм.
В 1970 году Жувильская сама переехала в Дюссельдорф, чтобы быть рядом со своими сыновьями.
Источник
Пустая вода кристина живульская
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 778
- КНИГИ 655 638
- СЕРИИ 25 098
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 612 325
Я пережила Освенцим
Об авторе этой книги
Польская писательница Кристина Живульская в 1943 году попала в гитлеровский лагерь уничтожения — Освенцим. Ей удалось выжить, Советская Армия освободила ее. Кристина Живульская решила рассказать людям о зверствах гитлеровцев, о том, что ей пришлось испытать. Так появилась книга «Я пережила Освенцим».
А лет пять тому назад, в один прекрасный летний день, под Варшавой в доме отдыха Союза писателей Польши, расположенном во дворце, который был построен когда-то одним из польских королей для своей возлюбленной, звонкий женский смех разбудил меня от послеобеденного сна. Я раскрыл окно, и вместе с солнечной зеленью парка и стрекотаньем кузнечиков в лицо мне ударил жизнерадостный смех незнакомой женщины. Она разговаривала с моим другом, польским поэтом. Она заметила, что я смотрю на них, и, еле сдерживая смех, обратилась ко мне:
— Простите, мы, кажется, вас разбудили? — и протянула руку.
Так я познакомился с Кристиной Живульской. На ее руке чуть выше запястья я увидел клеймо — цифру из пяти знаков. Она сделала вид, будто не заметила, с каким вниманием я смотрю на это клеймо.
Мы очень быстро подружились. Не подружиться с ней невозможно. Она любит смеяться и смешить других. Смех для нее — все равно что холодное освежающее вино в жаркий летний день. А ее потребность смешить похожа на гостеприимство хозяйки, угощающей гостей теплом и дружбой своего дома в морозный зимний день.
Кристина Живульская — писатель-юморист, носящий на своей руке знак Освенцима, даже гитлеровцы не могли отучить ее смеяться. С ее юмористическими рассказами вы можете познакомиться, прочтя небольшой сборник «Золотая рыбка», изданный на русском языке библиотечкой «Крокодила» в 1959 году.
Родилась Кристина Живульская в Лодзи, там окончила гимназию, потом училась на юридическом факультете Варшавского университета. В Варшаве во время войны она была связной подпольной организации Польской рабочей партии. В 1943 году гестаповцы арестовали ее.
Я помню, как она говорила, что никогда не собиралась стать писательницей. Первое свое произведение — стихи — она создала в лагере. Почему она их написала? Как могла она иначе выразить свою ненависть к фашистским палачам? Как могла она иначе противостоять смерти и жестокости эсэсовцев? И вот слова сами слагаются в строки:
Я знаю, какую огромную силу представляют стихи в нашей борьбе против смерти, отчаяния, предательства, против самых невообразимых жестокостей. Один из товарищей Кристины Живульской рассказывал мне, что ее стихи спасли жизнь многим людям и прежде всего, конечно, ей самой.
В 1947 году вышла ее книга «Я пережила Освенцим». Она переведена на многие языки. Совсем недавно я прочел ее на французском. Книга Живульской об Освенциме сильна своей правдой, верой в то, что гитлеровские ужасы не повторятся — человечество не допустит этого.
Знакомство с Освенцимом
Павяк, камера 44. Одна из заключенных гадает мне на картах. Казенный дом, дорога, крест… — говорят карты. Глаза всех устремлены на гадалку. Тяжелые предчувствия гнетут нас. Мысли вертятся вокруг одного — пересылка в Освенцим!
Тому, кто не сидел в тюрьме, трудно понять этот страх перед переменой. Разве не известно, что и в Павяке расстреливают, немилосердно бьют, что и здесь поедом едят блохи? И все же мы панически боимся пересылки.
Временами, когда наступала тишина, до Павяка долетал отдаленный скрежет рельсов, звон трамваев — отголоски жизни города. В Павяке можно было получать «почту» из дому, от возлюбленного. Верно, в Павяке били, но ведь это били в Варшаве, и уже только поэтому побои переносились легче. И хотя никто из узников гестапо не мог и помышлять о выходе на свободу, нам достаточно было сознания, что отсюда всего лишь шаг к свободе. Но уж если увезут отсюда… конец всему. Да еще… в Освенцим! Все мы по-разному представляли себе это место. У каждой были свои ассоциации, свои случайные сведения. Как там на самом деле — мы не знали и не хотели знать.
Одно только было всем нам хорошо известно — оттуда не возвращаются!
Гадалка наблюдала настроение в камере и читала дальше по засаленным картам Дальняя дорога… по камням… и крест каменный, и что удивительно — всем выпадает одно и то же…
В камере тишина. И как бы в ответ на эту тишину лязгнули ключи. В дверях появился эсэсовец по прозвищу Вылуп — лупоглазый, — один из тех, кто наводил ужас на весь Павяк. Вид этого человека мог предвещать только смерть. Наши предчувствия и слова гадалки начали сбываться. Он перечисляет фамилии. Меня вызвал третьей. Я вышла из камеры, провожаемая скорбными вздохами остальных. Вот оно… Свершилось.
Рядом со мной стояла Зося, бледная, с посиневшими губами. Я попыталась улыбнуться.
— Ну что ж, ведь не на смерть же.
— Ты думаешь. Не на смерть, так на мучения, а это хуже.
— Ты надеялась, что тебя освободят? И там ведь люди живут. Мы едем вместе, это самое главное. Держись, на нас смотрят другие, не надо, чтобы у нас были печальные лица.
— Ты права, это я только так — в первую минуту. Мне писали из дому, что хлопочут…
— И ты ведь веришь, что они смогут помочь?
— Я все время тешу себя надеждой.
— Ну, так будем и дальше надеяться, что продержимся, все-таки и от нас это немножко зависит…
— Я даже думаю, что от нас многое зависит…
Она произнесла эти слова как автомат.
И Зося улыбнулась. В эту минуту мимо проходил Вылуп. Он так на нее взглянул, что мне показалось — сейчас ударит. Но, махнув рукой, он пошел дальше.
Нас погнали в пересыльную камеру. Там уже были заключенные из других камер и этажей, из изоляторов и карантина. Те, что отсидели в Павяке год, думая, что о них уже совсем позабыли в гестапо, и те, что прибыли всего месяц назад, с еще не угасшим в душе чувством свободы. На них еще видны следы загара, следы солнца, которого в камерах Павяка нет и в помине.
В пересыльной одни горячо молились, другие старательно припоминали подробности об Освенциме и вообще о лагерях. Третьи пытались шутить. Это был, как говорится, юмор висельников.
— Ну, там уж тебя причешут на загляденье, известно, ведь в лагерях бреют наголо.
— Там на тебя навесят номерок, чтоб не потерялась.
— Что-что, а уж добродетели твоей там ничего не угрожает, с мужчинами и разговаривать не разрешается…
— Заткнитесь, — сквозь зубы буркнула Стефа.
Стефа плакала не переставая. Дома у нее остался маленький сын, и она не могла примириться с мыслью, что может никогда больше его не увидеть. Она говорила мне, что ее преследуют глаза ребенка, словно упрекают за то, что она дала себя увести, — она, мать, растерялась перед этими убийцами. Глаза ребенка, его протянутые ручонки ни на минуту не давали ей забыться. Стефа была близка к помешательству. Сжимая мои руки, она повторяла сквозь слезы:
— Что он там сейчас делает, мой маленький? Ждет меня. Боже, как известить моих близких, что меня переводят в другое место.
Мучительно было слушать все это. Что ответить ей? Так же думала и я о своих родных. Как они узнают, что меня отправили. Я представляла себе маму: вот она бежит к надзирателям, передает посылки, а ей возвращают их, — и спазма сжимала мне горло.
— Стефа, нельзя так убиваться, не мы одни… ведь война!
Ничто не помогало. Я окинула взглядом камеру. Смолкли шутки и оживленные разговоры. Все больше плачущих вокруг. Была минута, когда казалось, что стены не устоят перед этими раздирающими душу рыданиями, вот-вот рухнут и выпустят нас на свободу.
Источник
