Волхв
«Волхв» (англ. The Magus , в другом переводе «Маг») — самый популярный роман выдающегося английского писателя Джона Роберта Фаулза. Вышедший в Англии в 1960-е годы, он принес мировую славу автору.
Цитаты [ править ]
Принимая себя такими, каковы мы есть, мы лишаемся надежды стать теми, какими должны быть.
Душа человека имеет больше прав называться вселенной, чем собственно мироздание.
Каждый из нас — остров. Иначе мы давно бы свихнулись. Между островами ходят суда, летают самолеты, протянуты провода телефонов, мы переговариваемся по радио — все что хотите. Но остаемся островами. Которые могут затонуть или рассыпаться в прах.
Количество счастья и горя закладывается в нас при рождении. Денежные превратности на него мало влияют.
Война — это психоз, порожденный чьим-то неумением прозревать взаимоотношения вещей. Наши взаимоотношения с ближними своими. С экономикой, историей. Но прежде всего — с ничто. Со смертью.
Как любой человек не на своём месте, он жить не мог без банальщины и мелочной показухи; мозги ему заменяла кольчуга отвлеченных понятий…
…за цинизмом всегда скрывается неспособность к усилию — одним словом, импотенция; быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся.
Гораздо позже я прочел мудрые слова Эмили Дикинсон: «Стихам читатель не нужен»; быть поэтом — всё, печатать стихи — ничто.
Случайность — логика фортуны.
Вымирают не только редкие виды животных, но и редкие виды чувств.
Подобная реакция характерна для вашего века с его пафосом противоречия; усомниться, опровергнуть. Никакой вежливостью вы это не скроете. Вы как дикобраз. Когда иглы этого животного подняты, оно не способно есть. А если не ешь, приходится голодать. И щетина ваша умрет, как и весь организм.
Вот она, истина. Не в серпе и молоте. Не в звездах и полосах. Не в распятии. Не в солнце. Не в золоте. Не в инь и ян. В улыбке.
Я не сужу о народе по его гениям. Я сужу о нем по национальным особенностям. Древние греки умели над собой смеяться. Римляне — нет. По той же причине Франция — культурная страна, а Испания — некультурная. Поэтому я прощаю евреям и англосаксам их бесчисленные недостатки. И поэтому, если б верил в бога, благодарил бы его за то, что во мне нет немецкой крови.
Роман умер. Умер, подобно алхимии… Зачем продираться сквозь сотни страниц вымысла в поисках мелких доморощенных истин?
В девятнадцать лет человек не согласен просто совершать поступки. Ему важно их все время оправдывать.
Потом-то я понял, что в данном случае Леверье, пожалуй, согласился бы со мной; ведь и он обрек себя на изгнание; ведь иногда безмолвие — это и есть стихи.
И передо мной забрезжил новый театральный жанр. Жанр, где упразднено привычное деление на актеров и зрителей. Где привычное пространство — просцениум, сцена, зал — напрочь уничтожено. Где протяженность спектакля во времени и пространстве безгранична. И где действие, сюжет свободно текут от зачина к задуманному финалу. А между этими двумя точками участники творят пьесу, какая им по душе. — Кольнул меня магнетическим взглядом. — Вы скажете: к этому стремились и Арто, и Пиранделло, и Брехт, — каждый своим путем. Да, но им не хватило ни денег, ни отваги, — ни времени, конечно, — зайти столь далеко. Они так и не решились исключить из своего театра одну важную составляющую. Аудиторию.
В отличие от предшественников, одет он был в длинный, до пола, белый халат-стихарь с широкими рукавами, скромно украшенными черной тесьмою по обшлагу. Руки, обтянутые красными перчатками, сжимают черный жезл. Голова чистокровного черного козла, самая что ни на есть натуральная, нахлобученная на манер колпака и высоко вздымающаяся на плечах ряженого, чье второе, человеческое лицо полностью скрыто черной косматой бородой. Внушительные витые рога, не тронутые камуфляжем, указывают вспять; янтарные бусины глаз; вместо головного убора меж рогами укреплена и затеплена толстая кроваво-красная свеча. Вот тут я пожалел, что во рту у меня кляп; сейчас весьма кстати выкрикнуть что-нибудь отрезвляющее, что-нибудь писклявое, розовощекое, английское; к примеру: Доктор Кроули, если не ошибаюсь?
Нико, послушай меня. На той неделе я ночевала в старой квартире. Первый раз. Кто-то ходил. Там, наверху. И я плакала. Как в тот день, в такси. Как и сейчас могла бы, только не буду. — Кривая ухмылка. — Хочется плакать от одного того, что мы называем друг друга по имени.
Эти простые слова, «Не знаю», стали моим огненным столпом. Они открывали мне мир, иной, чем тот, в каком я жил — как Хенрику. Они учили меня смирению, что схоже с исступленностью — как Хенрика. Я ощутил глубинную загадку, ощутил тщету многих вещей, что век наш превозносит — как Хенрик.
Просто я больше ни с чем не связана, я — ничья. Какое место ни возьми, я либо прилетаю, либо улетаю оттуда. Или пролетаю над ним. Только люди, которые мне нравятся, которых я люблю. Вот они — моя последняя родина.
Я и позабыл, как вкусен настоящий чай; меня понемногу охватывала зависть человека, живущего на казенный счет, обходящегося казенной едой и удобствами, к вольному богатству власть имущих.
Я арифметическая сумма бесчисленных заблуждений.
Роман умер. Умер, подобно алхимии. Я понял это еще до войны. И знаете, что я тогда сделал? Сжег все романы, которые нашел в своей библиотеке. Диккенса. Сервантеса. Достоевского. Флобера. Великих и малых. Сжег даже собственную книгу — я написал ее в молодости, по недомыслию. Развел костер во дворе. Они горели весь день. Дым их развеялся в небе, пепел — в земле. Это было очищение огнем. С тех пор я здоров и счастлив. Зачем продираться сквозь сотни страниц вымысла в поисках мелких доморощенных истин? Слова нужны, чтобы говорить правду. Отражать факты, а не фантазии. Вот зачем. — Биография Франклина Рузвельта. — И вот. — Французский учебник астрофизики. — И вот. Посмотрите. — Это была старая брошюра «Назидание грешникам. Предсмертная исповедь Роберта Фулкса, убийцы. 1679». — Нате-ка, прочтите, пока вы тут. Она убедительнее всяких там исторических романов.
В безутешном своем прозрении я клял эволюцию, сведшую в одной душе предельную тонкость чувств с предельной бездарностью.
Вспоминаю нас в зале галереи Тейт. Алисон слегка прислонилась ко мне, держит за руку, наслаждаясь Ренуаром, как ребенок леденцом. И я вдруг чувствую: мы — одно тело, одна душа; если сейчас она исчезнет, от меня останется половина. Будь я не столь рассудочен и самодоволен, до меня дошло бы, что этот обморочный ужас — любовь. Я же принял его за желание. Отвез ее домой и раздел.
Я отверг то, что ненавидел, но не нашел предмета любви и потому делал вид, что ничто в мире любви не заслуживает.
Физическая измена — лишь следствие измены духовной. Ибо люди, которые подарили друг другу любовь, не имеют права лгать.
Получить ответ — все равно что умереть.
Нельзя ненавидеть того, кто стоит на коленях. Того, кто не человек без тебя.
Мозги ему заменяла кольчуга отвлеченных понятий: Дисциплина, Традиции, Ответственность.
Доверчивые серые глаза — оазис невинности на продажном лице.
В нашем возрасте не секс страшен – любовь.
Как не в безнравственности, нравственное превосходство поэтов, не говоря уж о циниках.
Я специально поставил будильник так, чтобы времени осталось в обрез — некогда будет рыдать.
Чем глубже вы осознаете свободу, тем меньше ею обладаете.
В моем сознании, выпестованном инкубатором века двадцатого, свойства полов так перепутались, что очутиться в ситуации, где женщина вела себя как женщина, а от меня требовалась сугубая мужественность, было все равно что переехать из тесной, безликой современной квартиры в просторный особняк старой постройки.
Ибо свободен лишь тот, кто умеет улыбаться. И раз улыбка исчезает, – в мироздании все предопределено. Финальная же насмешка бытия заключается в том, что, многажды ускользая, ты вдруг осознаешь, что ускользнул бесповоротно, – и, дабы не быть смешным, приносишь сам себя в жертву. Ты утратил существование, а значит, избавился от свободы.
Или вы оглядываетесь вокруг – и приходите в отчаяние. Или приходите в отчаяние – и оглядываетесь вокруг. В первом случае вы накладываете руки на собственное тело; во втором – на душу.
Диалоги [ править ]
— Род человеческий — ерунда. Главное — не изменить самому себе.
— Но ведь Гитлер, к примеру, тоже себе не изменял. Повернулся ко мне.
— Верно. Не изменял. Но миллионы немцев себе изменили. Вот в чем трагедия. Не в том, что одиночка осмелился стать проводником зла. А в том, что миллионы окружающих не осмелились принять сторону добра.
— Есть такое стихотворение времен династии Тан.
— Необычный горловой звук.
— «Здесь, на границе, листопад. И хоть в округе одни дикари, а ты — ты за тысячу миль отсюда, две чашки всегда на моем столе».
Utram bibis? Aquam an undam? Чем утоляешь жажду? Водой или волною?
— Он пил из волны?
— Все мы пьем из обоих источников. Но этот вопрос он считал вечно актуальным. Не в качестве правила. В качестве зеркала.
Я задумался; а я-то чем утоляю жажду?
Источник
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
- Солнечно (253)
- Погода в доме (229)
- Переменная облачность (167)
- Иллюстрации (123)
- Рекламная пауза (77)
- Пасмурно (31)
—Музыка
—Подписка по e-mail
—Поиск по дневнику
—Статистика
Ты водой или волной утоляешь жажду?
«Utram bibis? Aquam an undam? Чем утоляешь жажду? Водой или волною?
— Он пил из волны?
— Все мы пьем из обоих источников. Но этот вопрос он считал вечно актуальным. Не в качестве правила. В качестве зеркала.
Я задумался; а я-то чем утоляю жажду?»
Джон Фаулз
«Волхв»
Отличная цитата из давно прочитанной и полюбившейся книги. Наткнулась на неё совсем недавно – и поняла, что этим вопросм очень легко проверять, насколько осознанно и счастливо для себя, ты живёшь.
Утоляешь ли ты жажду водой – выбирая привычную зону комфорта, такое стабильное, небольшое повседневное – в этом тоже, конечно, есть своя прелесть, большие дела складываются из маленьких шагов, вот только главное – не погрязнуть в простоте быта, схватив синицу в руках – не упустить журавля.
Или ты утоляешь жажду волной – и каждый день видишь всё новые и новые горизонты, ты хочешь ещё, постоянно горишь – идеями, мечтами, любовью. Тебе мало того, что может дать жизнь – поэтому, ты снова ищешь, пробуешь, развиваешься, если не получается – бросаешь и с новыми силами ищешь что-то новое. Это сложный путь – но зато какое удовлетворение он даёт)
Конечно же, во всём следует придерживаться гармонии, но почему бы не ввести в свою жизнь новое правило – стараться «утолять жажду» каждого дня – только волной. Как раз День Рождения – отличная точка отсчёта нового этапа. А судя по последним событиям, этот этап действительно будет для меня совершенно новым.
Так что – расчищаем завалы в мыслях и чувствах, освобождаем место для новых идей, вдыхаем полной грудью – и устремляем свой взор туда, где под бескрайним небом раскинуло свои воды необъятное море жизни)
Источник
Водой или волной?
… Отпуск. Лето. Жара. Море…
В отпуске ну как не поболтать за жизнь? Есть отпускные темы, отпускные приятели, отпускные разговоры. Если не сплетни, то за жизнь. За большую и необъятную.
… Ресторанчик почти на берегу моря. Вечером от морской воды веет прохладой. Влажный бриз окутывает, умаляет жару, скрадывает духоту. Мы сидим вдвоем. Я и она. Она моего возраста (или я ее возраста?), у нас обеих дети. Мы не виделись год, и никто не по кому не соскучился. Но пообщаться есть о чем.
Она рассказывает мне о том, что зимой у нее случилось непоправимое. Погибла ее лучшая подруга. Она вкратце описывает историю гибели подруги, а потом подробно переживает еще раз свои эмоции по этому поводу. Эмоции можно отставить в сторону, а вот на истории остановиться подробнее.
Февраль. Зима. Подруга (тоже, видимо, моего возраста) с мужем, восьмилетним сыном и своими родителями идут смотреть квартиру, их будущую квартиру, в еще строящемся доме. Заходят на территорию стройки, почему-то без сопровождения. Проходят к нужному дому, в котором нет или не работает строительный лифт, тоже почему-то. Тогда вся эта компания поднимается то ли на десятый, то ли на двенадцатый этаж по лестнице. А лестница, надо понимать, отделена от лифтов, поэтому там тоже темно, потому что нет освещения. В темноте, наощупь, они находят нужный этаж. Проходят.
На этаже тоже темно. Они ощупью находят нужную квартиру. В этот момент подруга говорит, что ей нестерпимо хочется в туалет. Ну прямо так, что край. Она отходит на несколько шагов в темноту (наверное, чтобы сходить в туалет на этаже) – и падает в открытую шахту пассажирских лифтов. Родственники слышат только ее «а-а-а-а» — и все. Занавес.
… Она долго рассказывает о том, что на фоне смерти подруги у нее случился нервный стресс, что пальцы немели, а ноги кололи, но я уже слушаю вполуха. Меня тревожит, не отпускает эта вся история. История страшная, но не страхом своим она держит меня за воротник. Не страхом. А своей несуразностью. Ведь история-то несуразная, немыслимая, абсурдная, как будто даже постановочная.
Логика кричит, взывает к себе в этой истории не единожды. Ну во-первых: зачем идти на стройку с ребенком и без сопровождения? Это опасно, и по себе знаю, что на крупные строительные объекты просто не пустят без специального человека. Потом, строительный лифт. Как это – не работает? Если не работает, то как можно пускать на такой объект смотрящих? Тем более с ребенком… Да и с точки зрения смотрящих: зачем идти по темной лестнице, руками нащупывая путь, если темно и лифт не работает? Не лучше прийти в другой день? Тем не менее они идут. Заметьте: несколько взрослых, и они принимают решение идти. Это важно. Может быть, кто-то и возражал, предлагал вернуться, однако кто-то другой настоял на продолжении осмотра. В итоге все пошли.
Пришли на этаж. Темнота. Следующий момент. Туалет. Неужели нельзя было чуть-чуть потерпеть? Настолько, чтобы пойти одной в темноту? Таких случаев единицы. И если подруга хотела в туалет, то почему не сходила на той же лестнице? Там же тоже темнота, но хотя идти никуда не надо. Почему на этаже? Да и вообще: пописать возле своей будущей квартиры – шаг странный. Не столько плохой, сколько … несуразный и странный. И итог – падение, смерть.
Эта история в конце концов показалась мне чем-то вроде пьесы, только вот непонятна мне до сих пор роль людей в пьесе. И именно этот момент тревожит меня больше всего, и будет тревожить, видимо, до конца дней моих. Кто они были в этой постановке? Статисты, актеры, лишь исполняющие отведенную им Режиссером роль? Или сами себе режиссеры? И ведь пошли-то они на стройку всей семьей, будто бы провожали одного из них в последний путь. Или нет? Или это случайность? Был ли это последний путь несчастной молодой женщины? Был ли у нее хоть один шанс развернуть все вспять в какой-то момент и тем самым выцарапать у смерти еще немножко жизни?
Все эти несуразности, очевидные трудности и предостережения – Он ли их ей указывал? Или Он просто вел ее к ее концу несмотря ни на что? Могла ли она развернуться и уйти, обмануть Его, не согласиться с Ним? А может, Он наоборот ее отговаривал от этого шага? Как будто кричал через все эти несуразности: «Стой, поживи еще! Не выбирай смерть!», а она – наперекор Его воле – выбрала… И в какой из моментов ее жизнь была обречена? В какой из моментов запустили обратный отсчет? На этаже? На лестнице? У входа в дом? Когда.
Что это было? Просто принятие своей судьбы? Или отчаянная борьба против ветряных мельниц? Чем эта женщина утоляла свою жизненную жажду в этот самый напряженный и трагический эпизод ее короткой жизни? Чем: водой или волной? Водой или волной? Водой или волной.
Источник